Леонид Петрович (назовём его так) на отдалённую перспективу конкретных планов не строил. Не то чтобы их вовсе не было, просто мысли постоянно вязли в каких-то деталях и мелких подробностях, и о том, чтобы орлом воспарить над их нагромождением, прозрев перспективу, речи не шло. Проскакать по ним, подобно горному козлику — тоже.

Даже психолог, рьяно взявшийся было за индивидуальный тренинг личностного роста и самореализации, спустя два месяца развёл руками: дескать, рождённый ползать — куда ты лезешь? И с тех пор шарахался от Леонида Петровича, как чёрт от ладана. Участковый психиатр пояснил, что личной вины Леонида Петровича в его вязкости, занудности, потрясающей способности застрять на элементарном, на первый взгляд вопросе нет. И в свинцовой угрюмости тоже. И в перманентной злобности. Дескать, всему виной многолетняя эпилепсия, это она такой отпечаток на личности оставила. Правда, окружающим от этого не легче.

В то утро Леонид Петрович отправился на рынок за продуктами. Продавцы, знающие его уже не первый год, ограничивались при встрече обычным «здрассте»: спросить этого покупателя, как у него дела обычно означало потерять минимум полчаса времени — он ведь и в самом деле начинал рассказывать, причём подробно, вплоть до посещений туалета и количества приступов за день. И не дай бог перебить. Поэтому, когда на его пути внезапно материализовалась цыганка с подружками и предложила погадать, рынок замер. И навострил уши: день обещал начаться интересно.

— А ты умеешь? — недоверчиво спросил Леонид Петрович.

— Ой, дорогой, я гадалка в двенадцатом поколении! — цыганка заглянула ему в глаза, взяла за руку и сокрушённо покачала головой. — Ц-ц-ц, как нехорошо-то!

— Что нехорошо? — насторожился Леонид петрович.

— Ты смотри, тебе кто-то на смерть сделал, оттого ты весь больной.

— Ну-ка, ну-ка, — нахмурился Леонид Петрович, — С этого места поподробнее. Кто, когда?

— Надо ручку позолотить. Ты монетку просто дай, больше и не нужно. Ай, как сильно на смерть сделали, как черно! Монетку в бумажную денежку заверни, понял?

— Нет, постой. Где ты это увидела? — ещё больше нахмурился Леонид Петрович. — Ты мне конкретно покажи. Ты же на ладонь смотрела, покажи мне, где это видно?

— Монетку надо обернуть… — начала было цыганка снова, но Леонид Петрович не дал ей договорить.

— Погоди. Покажи, где ты это увидела!

— Да вот же!

— Там, где ты пальцем провела, три большие линии и раз, два, три… пятнадцать ответвлений. Где они показывают, что меня на смерть заговорили?

— Монетку...

— Вот тебе монетка!

— Нет, чтобы всё сработало, надо бумажкой обернуть, бордовой такой.

— Слышь, глазастая, — начал медленно свирепеть Леонид Петрович, — Я тебе десять рублей одной монетой дал?

— Страшное, сильное средство против тебя использовали, надо обернуть...

— Я. Тебе. Десять. Рублей. Дал! Покажи, где оно видно на ладони, что на мне наговор, потом будем дальше разговаривать!

— Вот же! Ты разве сам не видишь?

— Это линия жизни. Там, куда ты показываешь, ещё пять чёрточек… нет, шесть. И рядом ещё. Булавка есть? Отлично, вот ею покажи.

— Я тебе сейчас в это место ткну, ты заверни булавку и монетку сначала в бордовую бумажку, потом в синюю...

— Я те ткну! Я те заверну! Ты сначала покажи, потом обоснуй, а потом будем про гонорар разговаривать! А вы чего раскричались? — Леонид Петрович обвёл остальных цыганок потяжелевшим взглядом. — Или по делу говорите, или рты закройте!

Вызов на спецбригаду пришёл от наряда патрульно-постовой службы.

— Там, кажется, наш пациент с цыганками поцапался, — сказал Денис Анатольевич, убирая служебный телефон в карман. — Поехали.

— Куда едем? — уточнил санитар.

— На рынок, Тимур.

— Отлично, — оживился Тимур. — Я по дороге в один магазинчик заскочу, буквально на две минуты. Я покажу, где тормознуть.

— Хорошо, — пожал плечами Денис Анатольевич. — Только не задерживайся.

Прибыв на место, спецбригада застала лайт-вариант цыганского табора, обступившего патрульную машину и активно переругивающегося с полицейскими. Они немного притихли, когда Денис Анатольевич с его орлами подошёл поближе. Собрав анамнез, доктор укоризненно посмотрел на помятого и поцарапанного Леонида Петровича.

— И ведь взрослый человек, а ведётесь, как мальчик! — покачал он головой. — В драку с женщиной полезли.

— Да она ведьма! — воскликнул вновь побагровевший Леонид Петрович. — И вся её шайка тоже! Нет, ты мне конкретно покажи: где у меня на ладони этот наговор отразился? Где ты его видишь?

— Отстань от меня, чёрт плешивый! — сверкнула глазами цыганка, и быть бы тут второй серии драки, но Денис Анатольевич погрозил обоим пальцем.

— Так, — сказал он полицейскому. — Этого товарища мы забираем с собой. Отвезём в диспансер, пусть участковый доктор с ним беседует и решает, лечить ли его амбулаторно, или же понадобится стационар. Дисфорический синдром — штука, знаете ли, неприятная. Ну, а с цыганами, я так полагаю, вы сами разберётесь.

Леонид Петрович не стал долго возражать, и они уже направились к барбухайке, как вдруг Тимура остановила одна из цыганок.

— Ой, такой молодой, такой сильный, женщины тебя любят, давай погадаю! Позолоти ручку, богатырь, я тебе всё как есть расскажу: сколько женщин у тебя будет, кто обманет… — она взяла его за руку, заглянула снизу вверх в глаза — и наткнулась на пристальный взгляд.

— Позолотить ручку? — ласково переспросил Тимур, задержав её руку в своей. — Легко!

Он достал из кармана баллончик с аэрозольной краской (в его огромной лапе он смотрелся очень сиротливо), нажал на колпачок распылителя и покрыл ладонь цыганки щедрым слоем позолоты. Повисла длинная пауза.

— Давно мечтал это сделать, — широко улыбаясь, сказал он Денису Анатольевичу. — Теперь поехали.

Сзади, из патрульной машины, раздался всхлип. Полицейский, уронив голову на руль, рыдал от смеха.

записки из дурки